Напарники вышли на поляну и уселись завтракать прихваченным с собой печеньем.

— Ты обещал показать записную книжку, — с набитым ртом напомнил Аксакал.

Блинков-младший вжикнул «молнией» на заднем кармане джинсов и достал обычную книжку в красной пластиковой обложке.

Записи в ней были непонятные — бессвязные буквы и цифры.

— А где координаты тайника?

— На букву «С».

Аксакал раскрыл книжку на «С» — все та же тарабарщина.

— Здесь буквы алфавита пронумерованы, только задом наперед, и заменены цифрами. «Я» — первая, «А» — последняя, — стал объяснять Блинков-младший. — Букв «Ё», «Й», мягкого и твердого знаков нет. Всего, значит, остается двадцать восемь букв. — Скользя ногтем по ряду цифр, он прочитал: — 28 — А, 16 — Н, 25 — Г, 23 — Е, 18 — Л. Получается «А-Н-Г-Е-Л».

— Какой «ангел»?

— Если бы знать! — вздохнул Блинков-младший. — Может, там церковь… От этого ангела начинается отсчет. «На С сто десять шагов», потом еще шестнадцать по какой-то «Ф».

— По ферме, — предположил Аксакал.

— Или по фабрике. Или по филармонии, по фанере, по фольварку… Я выписал из словаря все, по чему можно пройти шестнадцать шагов. Больше всего подходит «фидер» — линия электропередач. Правда, это слово устаревшее.

Аксакал оторвал взгляд от книжки, огляделся и понял, что уже не знает, в какой стороне лагерь. Поляна была круглая, а лес, куда ни глянь, одинаковый: березы, кое-где в глубине — елки да еще какие-то низкорослые деревья. Про себя Аксакал называл их «просто деревьями», потому что, кроме берез и елок, знал только клены и тополя, но здесь их не было.

Он смотрел на лес, а лес смотрел на него. Качнулась ветка — птица ли ее задела, ветер или чужой недобрый человек? А вон что-то прошуршало в кустах — точно, не ветер, а какая-то мелкая живность…

— А почему тайник записан на букву «С»? — спросил Аксакал, чтобы отвлечься. Ему было жутковато.

— Об этом знал только Прохор, а его уже не спросишь… — жуя печенье, ответил Блинков-младший. — Но есть одна версия. Думаешь, почему для меня выбрали этот лагерь, а не другой? Здесь недалеко поселок, называется Старица. У Прохора было три машины, одна из них — «БМВ», новенькая. А милиция любит останавливать дорогие иномарки и проверять по компьютеру номера — вдруг она угнанная. Проверки остаются в компьютерной памяти, и можно даже узнать, на какой дороге тормознули машину. Зимой Прохора три раза останавливали на шоссе, которое идет мимо Старицы, причем в разные дни. Вот и буква «С»!

— Мало ли, зачем он ездил в эту Старицу. Например, к знакомым, — заметил Аксакал. — А «С» в записной книжке может означать «Султан», и тайник где-то у Султана!

— Нет, Султан тут ни при чем. Тайник поблизости от дачи Прохора. За день до того, как его взяли, он получил из-за границы посылку с кокаином. Был и другой груз — обезьяны. Они все погибли, задохнулись в грузовом отсеке самолета. Прохору надо было от них избавиться, и он взял на дачу своего шофера, коробки таскать. А шофер все рассказал на суде: и про обезьян, и как Прохор достал из мешков с кофе мешочки поменьше, с белым порошком, и куда-то унес. Правда, не удалось доказать, что это был кокаин. Водила тоже себе на уме: я, говорит, кокаина в жизни не видал, откуда мне знать, может, в этих мешочках какое лекарство было.

— Думаешь, врал? — спросил Аксакал.

— Да уж конечно, не стал бы хвалиться судье: «Я у Прохора правая рука, наркотой с ним торговал»!.. Обидно, — помолчав, добавил Блинков-младший. — Все понимали, что это был кокаин, а доказать не смогли! У Прохора в книжке осталась запись на «К»: четвертое марта, тридцать тысяч.

— Долларов?

— Граммов! Уличные торговцы продают кокаин граммами, по сто долларов и больше. Тридцать кило кокаина — три миллиона долларов! А Прохор говорит: «Кто эту книжку видел? Мальчик? А какая она была — электронная? Ладно, поверим мальчику: он списал из книжки записи какого-то преступника. Но откуда ему знать, что это моя книжка? На ней была моя фамилия? Нет. Или в электронной книжке остался мой почерк? Тоже нет! Ах, мальчик взял ее из моего стола? Вполне возможно. Я же ветеринарный врач, у меня каждый день по два десятка посетителей. Кто-то мог забыть эту книжку, я и сунул ее в стол».

— Так пошли бы на дачу, всё бы там перерыли… — начал Аксакал.

— А мы с тобой туда и идем! — огорошил его напарник.

Аксакал почувствовал, что у него вытягивается и немеет лицо. Вдруг Султан, беглый преступник, прячется на даче убитого им Прохора?! А у них только жалкий сигнальный револьверчик…

— …Если повезет, — помолчав, добавил Блинков-младший. — Эту дачу надо сперва найти. Шофер не говорит, где она — вроде бы Прохор вез его в закрытом кузове… Врет, наверное.

— Ну и шуточки у тебя! — выдохнул Аксакал. — Я уж думал: придем, а там Султан!

— Это вряд ли. Султану пока что незачем ехать на дачу. Сначала он должен украсть у меня записную книжку. — Блинков-младший доел печенье и облизнул с губ крошки. — Жаль, воду не взяли. Ничего, в поселке купим. Ну, пойдем дачу искать.

— А что же, контрразведчики ее найти не могут?

— Искали. Скорее всего, по документам хозяином дачи считается другой человек, поэтому ее и не нашли. А так в контрразведке даже фотокарточки есть — взяли у Прохора при обыске. Видно, что дача из красного кирпича, видно, что двухэтажная или даже выше. Окна видны — в человеческий рост, как во дворце, рамы белые, сверху полукругом. Целый особняк, а не дача. Просили шофера описать ее подробней, а он сказал — не помню, темно было… Точно, врет!

Аксакал слушал и шагал за Блинковым-младшим по лесу, удивляясь, как уверенно тот идет. Наверное, знает, куда. Честно признаться, Аксакалу не нравилась эта затея с поисками дачи, которой, может быть, и нет поблизости. Он бы охотнее искал ее не в лесу, а где-нибудь в поле. А еще лучше в горах.

— Митек, а как ты узнаёшь, куда идти?

— Я карту видел.

— На карте каждое дерево не обозначено.

— А солнышко на что?

— Так солнце же движется! — не понимал Аксакал. — Если идти по солнцу, станем кругами ходить.

— Кругом, а не кругами, — поправил Блинков-младший. — За день мы описали бы один круг. Но мы не собираемся идти весь день. До шоссе осталось меньше километра — минут десять хода. За десять минут солнце далеко не сдвинется, поэтому я не обращаю на это внимания, а просто иду так, чтобы оно было справа.

— А откуда тебе знать, что справа?!

— Один раз, еще в лагере, я взял часы и направил на солнце часовую стрелку. Солнце движется, стрелка тоже движется, и север всегда будет посередине — между стрелкой и двенадцатью часами на циферблате. Нашел я север, вспомнил карту — ага, Старица к северо-востоку от лагеря, — и встал лицом к Старице. Солнце оказалось справа.

Уверенность напарника не успокоила Аксакала. Он впервые в жизни был в таком густом и высоком лесу. Самое жуткое — ЛЕС БЫЛО НЕВОЗМОЖНО ЗАПОМНИТЬ!

Скажем, гору запомнить легко. Идешь хоть к ней, хоть от нее, хоть вокруг; идешь и час, и два, а вид не особенно меняется, потому что гора далеко и большая. А по лесу прошел десять шагов, и тоже вроде ничего не изменилось, НО ЭТО ТОЛЬКО КАЖЕТСЯ! Вокруг такие же березы и «просто деревья», но они уже другие, они уже не те! А дальше угадываются еще сотни, тысячи таких же, но не тех деревьев. Заблудиться — проще простого!

Аксакал понял, что медицинская наука ошиблась: кроме стрельбы он боится еще и леса. Он бы побежал обратно в лагерь, если бы не знал, что сам не найдет обратную дорогу.

— Мы заблудились! — Аксакал схватил Митьку за локоть. — Ну, постой же! Мы проходили мимо этой поваленной березы! На ней была такая же красная метка. Я точно помню!

Блинков-младший остановился и сел на березу. Стволу нее был трухлявый, с какими-то полукруглыми наростами.

— Пойдем обратно! — заскулил Аксакал. Он понимал, что теряет лицо, но ничего не мог с собой поделать. Лес оказался даже страшнее, чем стрельба.